Криптографические приключения: таинственные шифры - Страница 49

Отец достал удочку, размотал леску, расправил удилище и наточил крючок на оселке, который тут же извлёк из кармана. Мне он протянул батон и сказал, что мы будем ловить на него. Мы с Катей недоверчиво смотрели на все эти приготовления.

Папа сел на берег, взял у меня разломленный хлеб, отломил немного мякиша и раскатал его между пальцами, так что получился упругий катышек. Он насадил наживку на крючок, закинул удочку, поставил удилище на рогатку, и мы начали ждать.

Но ждать пришлось совсем недолго. Поплавок дёрнулся и поехал в сторону. Отец дёрнул за удило, леска натянулась. Он плавно вывел удочку ближе к берегу, а потом резко выдернул из воды. В воздухе, дёргаясь и разбрызгивая воду, заблестела большая рыбина. Отец поймал леску, опустил рыбину на землю и прижал её. Рыба трепыхалась и не давалась в руки. Она была раза в два больше моей ладони, но это была простая краснопёрка.

Отец сказал:

— Возьми в сумке пакет, зачерпни туда воды и клади улов в него.

Я так и сделал. Потом взял хлеб и начал делать катышки, чтобы насаживать на крючок. Но отец сказал, что это дело бессмысленное — они быстро высохнут, и лучше каждый раз отламывать кусочки и делать свежую наживку.

Прошёл час. В нашем пакете болталось уже полсотни рыбин. Отец закинул удочку в последний раз, достал очередную краснопёрку и стал собираться. Улов был огромный, и я не мог представить, как мы его повезём назад.

Катя была в изумлении, да и я сам такого ещё не видел. Мы молча дошли до велосипедов, и только тут я спросил:

— Что это за болото, в котором водится столько рыбы?

— Я же сказал, что это Тритоново болото. Когда-то оно было очень чистым. Я думаю, что как раз после пожара. Мы плавали на лодке, было очень красиво: вода была такая прозрачная, что дно было видно практически везде. А потом мы с дядькой решили, что сюда надо завезти рыбу, и стали запускать сюда мальков, которых ловили во всех окрестных болотах. Через пару лет после того, как мы начали этот эксперимент, нам каждый год удавалось выловить огромное количество рыбы, и она не мельчала и не переводилась. После лета в деревне я увозил домой мешок сушёной рыбы.

Сильно. Вот уж не думал, что через столько лет здесь останется такая же рыбалка. Я даже не мог представить, как мы поступим со всей этой рыбой. И Катя, как будто бы читая мои мысли, спросила:

— Что же мы будем делать с таким богатым уловом?

— Часть пожарим. Ты пробовала жареных в сметане карасей? Очень вкусно. Большую часть засолим и высушим. Это просто и не потребует больших усилий. Через пару недель уже сможем попробовать сушёную рыбу. А если понравится, то можно и повторить. В этом болоте неисчерпаемые запасы, а знают про них всего лишь несколько человек.

Мы медленно ехали к деревне. Постепенно начинало темнеть, и уже приходилось напрягать зрение. Внезапно отец сказал:

— Знаете, с этим болотом у меня связана ещё одна история. Однажды мы так же приехали сюда, и дядя оставил меня здесь ловить рыбу, а сам уехал на другое болото проверить нырёта. Место это знали только мы с ним. Когда бывали здесь, то траву никогда не мяли, и старались ходить разными путями. Здесь у нас были шалаш и помост, выходящий далеко в воду, чтобы можно было ловить на глубине. И вот я засел с двумя удочками, а он сел на мотоцикл и уехал. Обычно он отсутствовал минут тридцать, за это время я успевал наловить около шестидесяти рыб. И когда он ехал назад, то сигналил с другой стороны болота. Было хорошо слышно. Тогда я сматывал удочки, собирал всю рыбу и выходил на тропинку, а он как раз подъезжал. Но в тот раз что-то пошло не так. Я успел наловить почти сотню рыб, то есть прошёл почти час. Сигналов не было, а солнце уже село, и начало смеркаться. Я не знал, что делать. Вдруг раздался дикий вой, или крик, не знаю. Я до сих пор вспоминаю это с содроганием, А тогда натурально чуть в обморок не упал. Мне было-то лет двенадцать. И вот я сижу один на помосте, вокруг уже темно… и тут мне слышатся какие-то сигналы. Я быстро смотал удочки, отнёс их в шалаш, собрал всю рыбу и побежал на дорогу — чуть было не попал в омут, но обошлось. И вот я, запыхавшись, выхожу на тропку, а там никого. И через десять минут никого. Я стоял в полной темноте и не знал, что делать дальше.

— Какие у тебя были варианты?

— Можно было продолжать ждать. Никогда не бывало, чтобы дядя меня забыл. Но я не мог понять, почему он задержался и где он вообще. Можно было бросить всю рыбу и пешком идти в деревню. К середине ночи я бы вернулся. Может быть, он бы меня нагнал. Можно было вернуться к берегу и спрятаться в шалаше. Но тот вой…

— Да, что это был за вой?

— Откуда я знаю. Потом никто не мог мне объяснить. А знаете, что я сделал? Самое странное, бессмысленное — я поставил сумку с рыбой около берёзы и пошёл навстречу дяде. Я прошёл с километр и дошёл до развилки, но не знал, куда двигаться дальше. Тогда я повернулся и поплёлся назад к брошенной рыбе. И тут меня догнал дядя. Он ничего не сказал, ничего не спросил, я просто сел сзади него на мотоцикл, и мы поехали домой. И больше мы это происшествие никогда не обсуждали. Не знаю, что это было. Тут в округе очень много странностей.

Я согласно кивнул, вспомнив «то самое место в верховьях ручья».

Потихоньку мы доехали до дома тёти Кати. На улице было уже темно. Тётя Катя уже легла спать, оставив нам на ужин блины с мёдом. Мы с удовольствием поели, отец помыл посуду, и мы поехали домой.

Пока возвращались, я спросил:

— А куда ты дел рыбу?

— На дворе поставил чан, налил воды и выпустил туда.