Криптографические приключения: таинственные шифры - Страница 48

На второй день ясной погоды солнце светило уже вовсю, и прямо с утра в тени было под тридцать градусов. Вся небесная вода, обрушившаяся на нас за эти дни, высохла уже к обеду. Я наблюдал за всеми этими изменениями и удивлялся, как здесь вообще могут расти хоть какие-то культурные растения. Но отец сказал, что раньше тут собирали хорошие урожаи, а Тамбовская губерния вообще была одним из богатейших сельскохозяйственных регионов в России. А всё дело в прекрасном чернозёме, на котором всё растёт, как тесто на дрожжах.

После обеда отец с загадочным видом собрал в холщовую сумку всякой еды и повесил на спину какой-то тубус, которого я раньше не видел. Мы поехали на велосипедах к Кате, и он объяснил, что хочет показать нам знаменитые болота, в которых он когда-то ловил рыбу со своим дядей. Тогда они добирались до рыбных мест на мотоцикле, а мы сегодня попробуем на велосипедах.

Катя уже ждала нас. Мы проехали по заднему огороду тёти Кати и попали на тропинку, которая шла вдоль огородов. Через минут пять мы стояли около того самого въезда в лес, и на меня опять нахлынули воспоминания. Отец остановился и сказал, что мы направляемся в чащу, где можно заблудиться, поэтому он поедет позади, чтобы видеть нас, и будет кричать, куда ехать, так что нам надо быть внимательными. Я поехал первым, Катя — за мной. Так мы оказались в лесу.

И дальше мы попали именно туда, куда вместе с Марком я ездил в своих воспоминаниях. Сначала мы проехали два квартала — я специально высматривал просеки и столбы — и тут папа крикнул, чтобы я поворачивал налево. Через пару минут передо мной открылась огромная прогалина. Мы ехали по проселочной дороге, по которой, должно быть, ездили какие-нибудь грузовики. Высоких деревьев вокруг не было, а по сторонам дороги стояла трава, и только кое-где росли редкие берёзки или осины. Но я видел множество поваленных деревьев, уже превратившихся в гнилушки.

Я не мог сравнить то, что я видел, со своими воспоминаниями, поскольку это были общие представления о каком-то лесе: я не помнил никаких ориентиров. Так что всё, что я видел, накладывалось на мои наведенные воспоминания, и мне казалось, что я тут и ездил, когда искал запрятанный отцовский клад.

На новом перекрёстке отец крикнул, чтобы я поворачивал направо. Я остановился, и за мной остановились все. Я спросил:

— Ты точно знаешь, куда нам ехать?

Конечно, я имел в виду совсем другое: меня интересовало, почему отец ведёт нас именно по той дороге, по которой я как будто бы уже ездил. Он понял меня, улыбнулся и ответил:

— Конечно. Это единственная дорога, которую я знаю.

Катя беспечно смотрела по сторонам и совсем не поняла наших тайных сигналов. Я наконец вернулся в голову нашей группы и поехал направо.

Папа командовал, я ехал, больше не останавливаясь. Мы миновали ещё с десяток кварталов, поворачивая по известным только отцу приметам, и я уже сбился со счёта и вряд ли бы смог вернуться назад. Дорога постепенно превратилась в заросшую травой тропинку. Через двести метров отец вообще крикнул, чтобы мы останавливались. Поставив велосипеды около толстой берёзы, мы собрались вокруг него. Он объявил:

— Дальше мы пойдём пешком по лесу и болоту. Ни в коем случае не отставайте от меня, но и близко не идите, иначе ветки могут хлестнуть вам по глазам. Сначала мы пойдём по сосновому бору, потом вокруг болота, потом по лиственному лесу. Запоминайте всё вокруг, чтобы иметь возможность выбраться самостоятельно. Велосипеды оставим здесь: тут никто не ездит и тем более не ходит. Ближайшее село — наше.

Мы повернули и пошли прямо в лес. Сначала действительно был сосновый бор, идти было просто. Потом мы оказались на берегу болотца, заросшего мхом. Отец сказал, что там в середине открытая вода, но лучше не проверять — он сам не знает, где можно пройти, а где нельзя. Мы осторожно пробирались по еле заметной тропинке между кочками. Отец ступал без опасений, но мне казалось, что лучше было бы проверять тропку впереди, так как мы двигались по колыхающемуся ковру из мха.

Но болото мы прошли без проблем. Дальше мы углубились в ольшанник, прошли метров пятьдесят и выбрались к широкому водному простору. Я остановился, как вкопанный — никак не ожидал, что в здешних лесах лежит озеро огромных размеров. Оно натурально уходило до горизонта — его противоположного берега не было видно. Катя тоже удивилась: по её виду это было ясно и без слов. Она спросила:

— Что это?

— Это Тритоново болото.

— Болото? Но это же больше похоже на озеро.

— Ну… Тут всё болота. Это, скорее всего, так же выгорело, как и наше Гаретое, поэтому оно глубокое и многоводное. Но это болото. Если подъехать к нему с другой стороны, оно будет выглядеть примерно так же, как то, что мы прошли, добираясь сюда.

Отец протянул руку и указал куда-то справа от нас.

— Видите, вот там на берегу стоит огромное сухое дерево. Вот с той стороны к этому болоту вообще лучше не подходить, совершенно гиблое место.

Катя поёжилась, а я спросил:

— Зачем же мы сюда приехали?

— Ну тут-то место не гиблое, нечего пугаться. Посидим, половим рыбу.

Папа снял с плеча чехол и достал из него сложенную удочку. Вот что там было!

Мы расположились на довольно плотном берегу. К воде вполне можно было подойти посуху и даже, наверное, искупаться. Папа нашёл ветку с развилкой, срезал её и сделал что-то вроде рогатки с очень длинной рукояткой. Он воткнул ее в дно болота метрах в двух от берега, затем достал из своей сумки пачку, в которой оказался комбинированный корм для скота. Отец горстями рассыпал содержимое пачки в воду примерно там, где собирался ставить удочку. Комбикорм с шипением уходил под воду.