— Погоди. Вчера, пока ты пытался взломать шифр, мы всё тут облазили. Здесь ничего нет, кроме ручья.
Тогда он сказал, чтобы мы ехали за ним.
Мы свернули на тропинку, которая вела к Гаретому. По ней мы тихонько проехали ещё метров пятьсот. Наконец отец остановился, оставил велосипед, и мы пошли пешком через чащу из молодых берёзок, которыми заросли все поля вокруг.
Внезапно мы вышли на опушку, а прямо перед нами стояло огромное старое дерево. Это был дуб шириной в несколько обхватов. Отец подошёл к нему и похлопал по нему ладонями. Мне показалось, что он здоровается с деревом.
Он сказал:
— Много лет назад на этом дубе у нас был штаб. Там был построен небольшой домик вроде того, что мы сделали в берёзках. Из него было удобно наблюдать за окрестностями, потому что далеко видно во всех направлениях. Кроме одного. Пошли…
Мы спустились в овраг, на краю которого стоял этот мощный дуб. На дне было как-то необычно тихо — не было слышно даже пения птиц. Зелень вокруг ручья буйствовала. А вот обычных зарослей ольхи не было. Вместо них стояли огромные дубы — роща необыкновенной красоты.
Отец остановился и обвёл руками вокруг:
— Вот эта величественная природа одновременно пугала и восхищала нас. Сюда мы приходили как в своеобразное святилище. Даже приносили жертвы лесным духам, повязывали на ветви деревьев разноцветные тряпочки.
Я был ошарашен. Отец приносил жертвы лесным духам?! Но Катю это не смущало нисколько. Впрочем, это было понятно — она не знала моего отца так хорошо, как я. Но теперь получается, что и я не знаю его достаточно хорошо.
Мы ещё немного постояли и пошли назад. Потом мы поездили по окрестностям, и папа много раз говорил о том, что, когда он был подростком, в том или ином месте было то-то и то-то, а сейчас везде сплошной лес. Кое-где была поросль молодых деревьев, а кое-где и натуральные чащобы. Отец постоянно удивлялся этому. Надо сказать, что этому удивлялся и я тоже, поскольку в моих воспоминаниях никакого леса вокруг села не было.
Когда мы уже возвращались назад, я вдруг задал папе вопрос:
— Как ты думаешь, в каком году была написана шифровка, которую мы разгадываем?
Отец так нажал на тормоза, что его велосипед занесло и он чуть не упал. Он уставился на меня вытаращенными глазами и сказал только:
— Ты гений!
Мы с Катей тоже остановились. Отец продолжал:
— Понимаете, я настроил генетический алгоритм так, чтобы он подбирал варианты со схожими частотами для современного русского языка. Но ведь эта шифровка писалась в девятнадцатом веке, а тогда орфография была совсем другой. Тогда были, например, буквы «ять», «и десятеричное», «фита» и «ижица». А твёрдые знаки в конце слов после согласных? Это всё меняет структуру частот для всего алфавита.
Тут отец задумался и надолго погрузился в свой внутренний мир. Мы уже даже начали беспокоиться, но тут он снова вернулся к нам и сказал:
— Нет, впрочем, не так уж сильно я и ошибся. Если подумать, не должно быть никаких проблем с теми буквами, которые исчезли из алфавита с последней реформой русского языка. Ведь буква «ять» всегда заменяет букву «е», а потому сумма частот их в старом алфавите должна равняться частоте буквы «е» в новом алфавите. То же самое касается букв «и десятеричное», «ижица» и обычной буквы «и», а также букв «фита» и «ф». Только две детали не совпадают. Первая — речь тогда была немного другой, и это всё-таки должно влиять на частоту букв. А вторая состоит в огромном количестве твёрдых знаков. Они-то и портят картину.
Отец развернулся и поехал к дому. Мы поневоле поехали за ним, хотя, честно говоря, у меня было желание покататься ещё, а может быть, доехать до Гаретого, проверить плот и поплавать на нём. Но, похоже, отец был настолько поглощён новым открытием, что не обращал на нас внимания.
Катя спросила меня:
— Ты что-нибудь понял? Что это за «фиты» и «ижицы»?
— Раньше в русском языке были такие буквы. Давай доедем до дома и попросим моего папу, чтобы рассказал подробно.
Мы доехали до штаба, и папа хотел сразу же сесть за компьютер. Но я остановил его:
— Папа, расскажи нам про старый алфавит. Мы с Катей не понимаем, в чём вопрос и почему ты так возбуждён.
Он вздохнул и расположился на улице. Мы, как обычно, сели на скамейку и достали свои блокноты. Отец начал:
— Наши далёкие предки использовали для письма какие-то символы, про которые практически ничего неизвестно. В одной из летописей они называются «черты и резы», и некоторые исследователи поэтому утверждают, что символы каким-то образом были похожи на германские и скандинавские руны. Вы знаете, что такое руны?
Катя покачала головой, а я заявил:
— В некоторых компьютерных играх есть такие магические письмена. Они часто выглядят как будто бы из веточек деревьев сложены.
— Ну да, у скандинавов как раз есть легенда о том, что верховный бог Один слез с мирового древа Иггдрасиль и увидел на земле упавшие ветки, которые и сложились в эти самые руны. На самом деле они выглядят так потому, что их очень удобно вырезать ножом на дереве или резцом на камне.
И отец прочитал нам целую лекцию о том, как некогда для славян составили азбуку, чтобы переписывать христианские книги, и это была глаголица. Потом появилась кириллица — она уже больше походила на современные буквы, но в те далёкие времена в языке были другие звуки, поэтому и букв в кириллице было больше. Постепенно кириллица преобразовывалась, а в XVIII веке появилось русское гражданское письмо, буквы которого выглядели в точности как современные, но в алфавите было четыре буквы, которых нет сейчас — эти пресловутые «и десятеричное», «ять», «фита» и «ижица». Отец даже вспомнил присказку гимназистов: «Ять, фита, ижица — розга к телу ближится».